«Я не здороваюсь со своими клиентами на улице, если только они сами не захотят со мной поздороваться. Я делаю вид, что я их не знаю — это вопрос конфиденциальности. Не каждый человек хочет, чтобы люди знали, что он ходит к специалисту», — так Фируза Мирзоева объясняет одно из базовых правил профессиональной этики психолога.
Путь Фирузы в психологию был неожиданным для многих. Почти десять лет она руководила IT-компанией, полтора года была коммерческим директором, остальное время — генеральным. В 2016 году, когда она ушла, многие крутили у виска. На тот момент женщин-руководителей в IT можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Прыжок с обрыва
«Внешне это выглядело, как будто я просто взяла, обрубила концы и ушла в никуда. Но на самом деле я к этому готовилась», — вспоминает Фируза.
Решение созревало полгода. Ещё два месяца искали человека на её место. Практически весь 2016 год прошёл в переживаниях. Она понимала: на двух стульях не усидишь, надо действовать. На тот момент Фируза ещё училась на психолога — как перфекционист, она пошла на полноценный бакалавриат, третье высшее образование.
«О чём ни разу не пожалела, ни одного дня. Можно сказать, прыгнула с обрыва», — признаётся она.
История попадания в психологию началась неожиданно. Подруга Фирузы собиралась поступать. «Я всегда мечтала быть в этой теме», — призналась Фируза. Подруга ответила просто: «Что тебе мешает? Давай пойдём вместе».
«А что, так можно было?» — удивилась тогда Фируза. И поступила на психолога за компанию.
Изначально план был прагматичным: есть экономическое образование, есть MBA (полученное в 2012 году для развития управленческих навыков), психологическое — хорошее дополнение к бизнес-образованию. Но в процессе обучения Фируза настолько увлеклась работой с людьми, что поняла: хочет уйти в это направление полностью.
«Что меня держало? Стабильность, уверенность, финансовая безопасность. Когда я уходила, было страшно. Я не знала, куда иду», — честно признаётся Фируза.
Как не выгорать, когда твой инструмент — эмоции
«Сапожник без сапог», — смеётся Фируза, признаваясь, что дважды сталкивалась с серьёзным выгоранием, уже будучи психологом. Оба раза это было связано с работой в коллективе. Тогда она поняла, что нужно двигаться дальше самостоятельно.
Сейчас, работая как независимый эксперт, Фируза выбирает, с кем работать — будь то клиенты или организации. Использует различные методы защиты от выгорания.
Во-первых, у неё есть свой психолог для личной терапии (не супервизии).
«Почему психологи дорогие? Если у вас один психолог, у психолога — два психолога. Один — супервайзер для разбора сложных кейсов, второй — для личной терапии», — объясняет она.
Во-вторых, спорт. «Очень хорошо помогает работа с телом для работы с мозгами», — говорит Фируза.
Ключевой принцип — чёткое разделение профессиональной и личной позиции. Информация о клиентах — это «отдельная папочка в мозге, куда нет доступа абсолютно никому». Даже когда Фируза делала контент-план с ChatGPT для своей страницы, искусственный интеллект предложил использовать клиентский опыт. Её ответ был категоричным: «Запомни в настройках: никакого клиентского опыта. Никогда».
Кстати, о ChatGPT. Фируза активно использует его в работе и считает, что он экономит колоссальное количество времени.
Пример: готовясь к тренингу для медицинских специалистов по выгоранию, она могла бы дня три искать статистические данные о проценте выгорания среди медработников. ChatGPT выдал информацию со ссылками на исследования за три секунды.
«Когда делаю такие запросы, всегда чётко проговариваю: мне нужна отсылка к научным данным, к подтверждённой информации. Тогда смотрю — это действительно информация или «бабка на дворе сказала»», — поясняет Фируза.
А ещё она использует ChatGPT в быту — он ежедневно считает КБЖУ (калории, белки, жиры, углеводы) готовых блюд и порций. Причём Фируза даже не пишет запросы — наговаривает голосом, проговаривая конкретную цель.
Найти «своего» психолога
«Найти своего психолога — это отдельная история», — подчёркивает Фируза. Дело не только в специалисте, но и в создании раппорта — соединения, когда понимаешь, можешь ли доверять этому человеку.
Не каждая модальность подходит всем. Например, некоторым нужно просто выгружать эмоциональный контейнер без рекомендаций и техник — таким подходит психоанализ, где можно десятилетиями ходить и просто говорить.
Фируза работает в когнитивно-поведенческой психотерапии и АСТ-терапии (терапия принятием и ответственностью). Эти направления предполагают конкретные действия для изменений в жизни. «Это не всем подходит. Человек может прийти, послушать и понять, что этот специалист не твой», — объясняет она.
Фируза всегда удивляется, когда люди готовы платить большие деньги специалисту, не интересуясь ни образованием, ни опытом работы с конкретными запросами, ни тем, как обсуждается конфиденциальность. «Это must-have — вопросы, которые нужно задавать психологу, и он обязан на них ответить», — настаивает она. В её Instagram есть отдельный пост с пятью обязательными вопросами перед консультацией.
Цифровая безопасность: почему запреты не работают
Большая часть работы Фирузы связана с цифровой безопасностью. И здесь она занимает чёткую позицию: «Я категорически против любых запретов».
Когда появилось предложение ограничить детям доступ к соцсетям до 14 лет (по примеру Австралии), Фируза заняла однозначную позицию: «На улице тоже много опасностей — могут ограбить, ножом пырнуть. Подростковая преступность у нас активна, милиция пытается с ней бороться. В реальной жизни опасностей не меньше».
Вместо запретов Фируза выступает за активный мониторинг родителями контента детей до определённого возраста. С установкой программ, блокирующих опасные сайты и перенаправляющих информацию родителям. Главное — ребёнок должен знать об этом мониторинге.
«Это не подсматривание, а управление поведением. Когда ребёнок учится ходить, мы держим его за ручку, чтобы он меньше падал. Но в какой-то момент позволяем падать. До определённого возраста нужна подстраховка», — объясняет она.
В цифровой реальности та же логика. У детей до определённого возраста нет критического восприятия информации, нет развитой аналитики. «Лобные доли ещё не созрели. Они физиологически это не могут. Не потому что глупые, а потому что физиология такая. Родители обязаны их поддерживать», — подчёркивает Фируза.
«Это цифровые аборигены, цифровые жители, которые родились в эпоху интернета. Нам, взрослым, без интернета жилось. Мы знаем, как это. А они не понимают — это для них такая же реальность, как та, в которой мы живём. Как можно запретить выходить в реальность, которая для них естественна, как воздух?» — задаёт риторический вопрос Фируза.
Проблема в том, что взрослому населению самому не хватает цифровой грамотности. Особенно сейчас, когда государство активно продвигает цифровизацию и цифровые услуги. Люди не владеют навыками безопасности в цифровом пространстве, у них высокий уровень доверия. А социальная инженерия, которую используют мошенники, — это чистая психология.
«Мы больше 30 лет живём в цифровом пространстве — столько же, сколько в независимости. За это время можно было ввести программу цифровой грамотности в школах. Не просто информатику — дети в первом-втором классе уже могут кодить, они научат любого учителя. А именно цифровой грамотности», — настаивает Фируза.
75-85%: страшная статистика
Давая интервью для одной статьи, Фируза озвучила статистику из личной практики: около 75-85% женщин и девушек когда-то в детстве подвергались сексуализированному насилию. Не сексуальному, а именно сексуализированному.
«Чаще всего таким людям хочется услышать только одну фразу: ты в этом не виновата. Всё. Человек начинает себя винить: я что-то не так сделала. Как пятилетний ребёнок может что-то не так сделать, чтобы взрослый начал трогать там, где нельзя трогать никому, кроме мамы?» — говорит Фируза.
Единственное, что нужно человеку, подвергающемуся виктимблеймингу (обвинению жертвы), — чтобы его опыт был признан без оценки. Чтобы ему сказали: «Ни одно насилие никогда не может быть оправдано. И никогда ответственность не может быть переложена на человека, который подвергся насилию».
Табуированные темы: кто-то должен говорить
Фируза довольно публична. Это не только про профессию или проектную работу — это про активную жизненную позицию.
«Я могу таким образом делать социальный вклад через информирование. Слово — это очень важная вещь», — объясняет она.
Часто журналисты обращаются к ней по принципу: «Никто не берётся за эту тему, никто не хочет обсуждать. Давайте обратимся к Фирузе. Фируза может говорить на табуированные темы».
«Я не отказываюсь. Если никто не хочет об этом говорить, давайте буду говорить я, если у меня есть релевантный опыт или знания. За всё подряд не берусь. Я не швец, не жнец, на дуде игрец. Если понимаю, что есть что сказать, — говорю. Если совсем не разбираюсь — честно говорю: моя экспертиза здесь не имеет места», — поясняет Фируза.
Одна из таких тем — половое воспитание. У людей через призму своего стыда сразу рисуются картины, что детей будут учить сексуальным практикам.
«Половое воспитание начинается с правила бикини — когда ребёнка в определённом возрасте обучают, что никто не может прикасаться к определённым местам. Это про санитарные нормы, которым родители, к сожалению, не учат. Это про то, что когда у девочки в период пубертата начинаются женские изменения, а мамы не рассказывают, как быть, случаются истерики: «Я умираю!»» — объясняет Фируза.
Половое воспитание — это разговор с ребёнком на протяжении определённого периода, исходя из его возраста, на темы, которые помогут ему, будучи взрослым, не попадать в беду. «Учитывая уровень ЗППП и распространённости инфекций — это одна из важных тем», — добавляет она.








