В Таджикистане говорить о проституции не принято вслух. Проблема есть, но считается неприличной. Хотя от ее замалчивания, спрос на «услуги» не падает, а девушек, их предоставляющих, не становится меньше. Автор Your.tj Зульфия Голубева встретилась с несколькими секс-работницами, чтобы понять, почему они оказались на этом пути. На первый взгляд их истории не уникальны, но кому-то получается сойти с кривой, а кто-то так и не находит сил.
«На моем теле живого места не осталось. Испугалась, что в один день он меня убьёт. Забрала дочь и ушла от него».
Хабиба (все имена героев по их просьбе изменены и любое совпадение случайно — прим. ред.) говорит спокойно и ровно, легко отвечает на вопросы. Но когда речь заходит о насилии, начинает жестикулировать. Голос дрожит. Также как и сейчас, когда я спросила, почему они расстались с мужем.
Хабибе — 35. Из них 9 лет она работает в сфере коммерческого секса.
Муж постоянно упрекал
С молодыми женщинами я встретилась в офисе одной из ВИЧ-сервисных общественных организаций в Душанбе. НПО, работающие в этом направлении, повышают знания отдельных ключевых групп, в том числе и секс-работников, по здоровому образу жизни и помогают им защищать свои права.
Женщины меня ждали и были готовы к разговору.
Первой в комнату зашла Хабиба, худенькая и невысокая. Издалека она похожа на молодую девушку, но присмотревшись, я заметила, как лицо и руки выдают возраст.
Ей было 23, когда она развелась с мужем. Замуж вышла по любви рано – в 16 лет. Из пятерых рожденных детей выжила только дочка. Сыновья нет.
— Муж постоянно упрекал меня за то, что дочь живая, а сыновья — нет. Обвинял меня в том, что она не от него.
…Оставшись одна с трехлетней дочерью, женщина стала снимать квартиру, пыталась работать, но без образования устроиться на хорошо оплачиваемую работу не могла.
Нелегкий оказался путь
Заняться проституцией ей посоветовала знакомая. Она же и нашла первого клиента.
«Мне было 26 лет, а он младше на 2 года. Оказался очень добрым и ласковым. В первый раз заплатил 150 сомони, еще и продукты принес. И приходил ко мне еще несколько раз. Домой я его не приводила, встречались на квартире знакомой. Сначала я подумала, что это легкий путь зарабатывания денег, как говорят по-таджикски «бе дарди миён», но ошиблась», — рассказывает Хабиба.
В день можно «заработать» от 100 до 200-300 сомони. Если срочно нужны деньги, то и количество клиентов приходится увеличивать. Однажды, ей пришлось обслужить за сутки 8 мужчин.
Среди клиентов Хабибы есть постоянные. В основном, студенты.
Хабибу никогда не били, но она слышала страшные истории от знакомых женщин. Поэтому старается сразу при встрече определить, опасен клиент или нет. Если ругается матом или кто-то говорит, что он сидел в тюрьме, Хабиба сразу отказывается. По словам женщины, от побоев и изнасилований спасает ее только то, что не работает на трассе.
Прикрываясь платком
Хабиба пыталась уйти из «профессии»: работала посудомойкой, помощником повара, сервировщицей. Платили по 30-40 сомони за 12 часов работы. Но как оплатить на эти деньги аренду квартиры, коммуналку, растить дочь, она не придумала и решила вернуться назад.
Для родных Хабиба придумала «легенду», что работает в ресторане. Когда едет в гости к родителям, одевает хиджаб, потому что вся семья строго соблюдает мусульманские традиции. Хабиба уверена, что даже дочь не догадывается как зарабатывает ее мать, хотя девочка уже в 8 классе.
«Не хочу для дочки такой судьбы. Пусть у нее будет по-другому — счастливо и честно. Пусть получит высшее образование, чтобы смогла потом устроиться на хорошую работу», — говорит Хабиба.
Выйти повторно замуж пыталась, вначале. Но, по словам Хабибы, попались одни альфонсы. Вспоминает случай, как один клиент назанимал у нее денег, которые потом она выбивала из него скандалами.
«Нет работы тяжелее»
«Он встретил меня на трассе. Полюбил и простил мне мое прошлое», — Заррагуль с гордостью рассказывает историю своего второго брака.
Ей 48. На панели она оказалась, как и Хабиба, оказавшись одна с малолетним ребенком на руках. Жила она тогда в южном Таджикистане и зарабатывала на жизнь, продавая по кишлакам ткань.
За день женщина проходила десятки километров. В конце 90-х перебралась в Душанбе, и какое-то время продавала ткани в пригороде столицы.
Заррагуль разговорчивая и веселая. Она рассказывает о своей жизни подробно, от замужества до сегодняшнего дня. Про пережитые ужасы гражданской войны, ожидание мужа из Афганистана, а потом из России. И о своей работе на трассе.
Однажды она случайно оказалась в гостях у сестры своей подруги. Как оказалось, там был настоящий притон, а хозяйка — «мама Роза». Поначалу была шокирована, а потом как-то втянулась. За первую встречу с клиентом получила 200 сомони.
«Я тогда решила, что это легкая работа. Еще подумала: хожу целыми днями с тяжелыми сумками по кишлакам, даже грыжу заработала. А тут вроде все легко. Уже потом поняла, что труднее и страшнее работы-то и нет», — признается женщина.
Муж, работа, новая жизнь
Наш разговор прервал телефонный звонок. Судя по разговору, муж. Заррагуль объяснила, куда подъехать.
— Я попросила сноху сделать фатир (слоенная лепешка) для девочек в офисе. Муж сейчас привезет, — с нескрываемой гордостью говорит женщина.
Заррагуль уже много лет не занимается проституцией. Сейчас она — аутрич- работник в одной из ВИЧ-сервисных организаций. По-другому ее должность звучит как равный консультант – то есть консультант, который сам прошел этот путь.
Когда она начала работать вместе с ней пришли еще 9 бывших проституток. Заррагуль осталась, остальные вернулись на панель.
Заррагуль говорит, что девочкам стало работать намного опаснее. Их истории она выслушивает при каждой встрече.
— Мужчинам сейчас хочется разнообразия, например, групповой секс. За него больше платят, но опытные решаются на него редко. Такие встречи часто заканчиваются изнасилованием. Так недавно было в Вахдате. Девушку насиловали 15 человек. А куда она пойдет с заявлением, сама ведь поехала к ним, — сетует Заррагуль.
Насилие остается насилием независимо от жертвы
Психолог Махина Умеди уверена, что любое насилие на сексуальной почве – это однозначно насилие, кто бы ни становился объектом насильника. И по ее мнению, здесь дело не столько в самом изнасиловании, сколько в отношении общества к насилию над секс-работниками.
Отношение к насилию в отношении секс работниц во всем мире, мягко говоря, безразличное. Сексуальные работницы чаще воспринимаются исключительно как объект, вещь, – считает она.
Сексуальная объективация — это еще одна причина насилия, когда жертва приравнивается к вещи и в ней перестают видеть человека. Объективация секс-работниц происходит не только их «клиентами», но и обществом в целом. Возможно, поэтому считается, что, если женщина продает свое тело, значит делать с ней можно все что угодно.
Однако в таком случае, важно перенести фокус внимания с личности пострадавшей на насильника. Если человек способен надругаться над секс-работницей по каким-то личным мотивам, где гарантия, что завтра он не причинит вред кому-то другому?
Путь в никуда
По словам Заррагуль, на панели в последнее время стало много малолетних девушек. Кто просто праздной жизни хочет, а кого из дома выгнали, после внебрачной беременности.
Есть среди них много приезжих: не смогли найти работу, не поступили в ВУЗ, остаются без денег и жилья. Их находят сводницы и предлагают заработать.
Самое страшное, по словам Заррагуль, когда девочки оказываются на панели после домашнего насилия:
— Приходила к нам одна такая. Она сама родом из отдаленного кишлака. В 10 лет ее изнасиловал родной дядя, и насиловал на протяжении пяти лет. В 16 лет девочка сбежала в столицу и занялась проституцией. Сейчас работает в паре с парнем.
В конце разговора я спросила Заррагуль, исчезнет ли когда-нибудь проституция.
— Никогда, — твердо ответила она. — Потому что спрос есть. Даже коронавирус не особо повлиял на клиентов. Их меньше не стало.
