Советская атомная промышленность оставила глубокий след в истории Табошара — небольшого таджикского городка в Согдийской области. С обретением Таджикистаном независимости его переименовали в Истиклол. Но мы будем рассказывать о Табошаре, именно с таким названием городок запомнился нашему автору, Алие Хамидуллиной.
Табошар образовался в конце 30-ых прошлого века у живописного предгорья Кураминского хребта.
Впервые уран тут был обнаружен в 1925 году, когда известный учёный-геолог Александр Соседко взял несколько образцов пород из древнего рудника Табошарского сая, в которых была установлена повышенная радиоактивность.
Год спустя тут начались геологоразведочные работы, на которые было выделено 26 тысяч советских рублей. Через год кредиты для изысканий увеличились.
После детальных исследований в сае была построена опорная база. Тут стали оседать кочующие семьи узбеков-кураминцев, которых привлекали на вспомогательные работы геологической партии.
Именно эта база, расширяясь на юго-запад по саю, впоследствии превратилась в благоустроенные поселки Горняцкий, Южный, Школьный и другие.
В 1931 году Табошар был небольшим кишлаком, где проживали 41 человек. С началом эксплуатации рудников значение кишлака усилилось, увеличивалось и население. В 1937 году Табошар получает статус поселка городского типа с подчинением Чкаловскому горсовету, а в 1993 – статус города.
Уран ценою в жизнь
В разгар Великой Отечественной войны выходит постановление Госкомитета обороны о начале с 1 мая 1943 года добычи и переработки урановых руд на Табошарском заводе Главредмета.
Там, где ныне расположен поселок старый Табошар, и началась активная работа по добыче радиоактивного металла. Руда находилась достаточно близко к поверхности земли, и уранодобыча велась открытым способом.
Около 17 тысяч военнопленных и ссыльных немцев были отправлены на табошарские рудники. Лагерь, где были размещены заключенные, находился в ложбине под надзором пулеметчиков, чьи вышки стояли на возвышенностях со всех сторон.
Виталий Башкиров, житель Табошара до сих пор помнит, как выглядели эти военнопленные. В его, на тот момент детской памяти, отчётливо сохранились некоторые детали.
— Маленькими нас водили в общую баню, — вспоминает мужчина. – Я видел, что почти у всех пленных на внутренней стороне предплечья была татуировка с порядковым номером, группой крови и эмблемой СС.
Виталий рассказал, что немецких солдат выводили строем копать карьеры. Первые 300 метров копались вручную. Сложно представить, какого это, метр за метром пробивать каменистый карьер. Уран лежал достаточно близко к поверхности: радиация зашкаливала. Многие умирали спустя 5-6 лет от силикоза легких, а сроки у них были по 15-20 лет.
— Тут они все и похоронены: за бывшей школой им. Зои Космодемьянской находится огромное немецкое кладбище, — показывает рукой вдаль Виталий.
Позже, при Хрущеве и Брежневе для добычи урана стала использоваться техника. На фоне послабления к военнопленным к ним стали приезжать жены из Германии.
Некоторые после отбытия сроков и получения документов возвратились обратно в Германию. А кто-то остался обживать строящийся город и растворился в многонациональном населении.
Создавались смешанные браки: немцы женились на русских, татарках, украинках.
Работы хватало всем. Для разработки урановых месторождений требовались различные специалисты шахтерской квалификации.
Из многих городов Советского союза по направлению приезжали ученые, геологи, аппаратчики, руководители бригад, высококвалифицированные инженеры и рабочие самых разных специальностей.
Местное население, в котором преимущественно преобладали кочевые узбеки, также было задействовано в производстве.
Разыскать жителей, которые работали в тяжелых условиях в шахтах, сегодня практически невозможно. Но мы нашли двух, они до сих пор живут в старом Табошаре. Один работал на урановых шахтах, другой – на золотых. Помог найти их учитель местной школы и историк Рахманкул Исломов.
83-летний Хамракул Маматкулов помнит все практически до мелочей, будто это было еще вчера.
— На шахты я пришел работать 19-ти летним пареньком из соседнего кишлака Уткенсу. Снимал пробу, определяя процент содержания урана в руде. Со мной на шахте мастером работал мой дядя Анаркулов Абдувахаб. Он учился в Свердловской области на горного мастера.
Работали в 3 смены. Породу выгружали на отвалы, а руду использовали для дальнейшей переработки. Ее дробили и в вагонетках перевозили по саю, высыпали в огромные чаши объемом 1200 тонн, заливали водой, потом кислотой и оставляли на семь дней.
После насосом выкачивали жидкость, а оставшуюся руду везли в Чкаловск на горно-обогатительный комбинат. Полученный концентрат уже на самолетах переправляли в Москву. Готовый уран я не видел в глаза, не показывали, все было тогда засекречено.
Высокие возвышенности, которые виднеются по всему поселку, это не горы, а те самые отвалы пустой породы. В некоторых из них содержатся мелкие частицы урановой руды, которые были не пригодны для переработки.
Со временем они отвалы превратились в полигоны захоронений радиоактивных отходов.
Утилизировать их хотели еще 30 лет назад, но с развалом союза этот вопрос так и остался на задворках. Радиоактивный фон вблизи отвалов превышает допустимые нормы.
Но жителей этот факт не особо пугает. Они уверенно считают, что организм уже адаптировался к отравленному радиацией воздуху.
В 60-ых годах урановые залежи были отработаны, и шахты закрылись. Многие шахтеры переехали в Узбекистан на добычу угля.
Хамракул остался в Табошаре: стал работать аппаратчиком на обогатительной фабрике, а после в галошном цеху. Жена шила мужские рубашки на швейной фабрике. Она, к слову, тоже жива-здорова.
Все промышленные предприятия в поселке и за его пределами функционировали под эгидой крупного предприятия «Заря Востока», образованного как филиал Алексинского химического комбината и относившегося к Министерству машиностроения СССР.
В 50 лет по вредности Хамракул вышел на пенсию. У него семеро детей и почти пятьдесят внуков.
Золотая земля
Еще с древних времен, согласно письменным источникам, недра табошарского сая были богаты золотой рудой. Среди местных старожил ходят легенды, что золотоискатели находили драгоценный металл размером с кулак.
В советский период помимо урана в Табошаре был разведан ряд месторождений золота, серебра, вольфрама и других драгоценных металлов.
По мере истощения залежей урановых руд знаменитый Ленинабадский горно-химический комбинат перепрофилировался и стал заниматься добычей золота и серебра, что позволило ему выжить после развала союза в «лихие» девяностые.
Ныне комбинат действует под названием «Таджредмет».
81-летний Ашурмат Камалов большую часть жизни проработал в золоторудной шахте.
— Добывали золото горизонтальным способом, так было дешевле, — рассказывает шахтер. – Длина штолен была по 2 км, 400 метров в глубину.
Бурили породу техникой, шахтеры работали лопатами. Наша бригада выполняла план на 120-150 процентов, за что получали ежемесячно премии.
Старец не скрывает, что работа была опасной и вредной для здоровья.
— Помню работал с нами один татарин. Перед тем, как спуститься в шахту, он каждый раз задерживался и куда-то отходил.
Как-то я проследил за ним и оказалось, он выходил смазывать внутренность носа солидолом, чтоб пыль задерживалась и не доходила до легких. Почему он не делился этим секретом с другими – непонятно.
Но после этого я тоже стал так делать. Может быть поэтому я до сих пор живой, — смеется шахтер. – Еще у меня был свой секрет: вместо горячего в столовой я всегда брал по талонам сырые яйца. Взбалтывал их с солью и выпивал с двумя кусочками хлеба.
До сих пор помню тех, с кем работал. Директором «Таджикзолото» был Хасан Девятов, главные геологи Абдрахман Исмогилов и Светлана Волик, главный инженер Николай Кузнецов. Хорошие были люди, образованные, дисциплинированные.
Старый Табошар – поселок, где живет история
После завершения Великой отечественной войны поселок Табошар стал активно заселяться и благоустраиваться, превращаясь в индустриальный хаб под крылом московского обеспечения.
Среди времянок и глиняных кибиток выросли уютные двухэтажки, компактные домики, школы, детские сады, магазины и промышленные предприятия.
В поселке функционировала знаменитая швейная фабрика имени Крупской, которая славилась своими мужскими рубашками на весь Союз.
Учитель местной школы Рахманкул Исломов прекрасно помнит историю поселка, застал его взлеты и переживал забвение. В поселковой школе он преподает физкультуру. Школу построили во времена заселения старого Табошара. В ней до сих пор учатся более 100 детей из числа местных жителей и ближайших кишлаков Изали и Уткенсу.
В ее стенах, как и во всей местности, будто остановили время: советские парты, доски, шкафы. Наряду с новой спортивной площадкой, построенной местным бизнесменом, старую советскую не разрушили, сохранили.
Сохранилось и рядом стоящее здание молодежного клуба. Сейчас его используют под столовую для школьников начальных классов.
На территории старого Табошара было еще одно учебное заведение – начальная школа имени Максима Горького. При входе даже сохранилась еле видимая вывеска с именем писателя. Сама школа в полуразрушенном состоянии дополняет общую тоскливую картину некогда процветающей местности.
На возвышенности, среди полуразрушенных зданий и кирпичных обломков, заметно выделяется начищенный до лоска памятник, где высечены имена 73 солдат, уроженцев кишлака Уткенсу, ушедших на войну и не вернувшихся домой.
Немецкая архитектура в таджикском предгорье
Действующие раньше тут магазины, столовые, конторы, баня теперь используются местными жителями в качестве жилых домов. И не зря. Военнопленные, хоть и на чужбине, строили дома качественно и на совесть.
Привнесли они в архитектуру зданий свой, неповторимый немецкий стиль, отличающийся своей красотой и практичностью.
Там, где раньше стояли лишь глиняные кибитки, наряду с барачными домиками выросли каменные здания с несвойственными поселку архитектурными формами.
Дома строили из дикого камня, который в изобилии имелся в горных карьерах. Для кладки использовался специальный раствор, о составе которого мастера никому не рассказывали. Благодаря ему склейка камней получалась без щелей и очень прочной.
10 лет назад в поселке прошел мощный селевой поток, который разрушил асфальтные покрытия, заборы и мосты. А вот здания выстояли.
Там, где раньше располагался лагерь для военнопленных, сейчас находится автосервис и автомойка.
35 лет житель Табошара Виталий Башкиров ремонтирует тут машины, выкупив в свое время часть этой территории и два здания. Ремонт он никогда тут не делал.
После сошедшей сели на стенах образовался плесневой грибок — единственное, что нужно будет подправить.
Виталий смеется на этот счет: «Вот русский или любой другой один кирпич положит ровно, второй – криво, третий – в карман, а немец сделает все по совести. От того и здания такие прочные, что ничто их не берет».
Вот такое «наследство» оставили после себя военнопленные. Неизвестно, сколько еще простоят эти полуразрушенные колоритные сооружения, напоминая о былом счастливом времени промышленного поселка с богатой историей и немецкой изюминкой.