«Жизнь не может так сильно отличатся всего в двух шагах от нас». О том, как снимался документальный фильм о женщинах-мардикорах

Почему важно снимать документалистику и показывать всю палитру эмоций и боли?


Иллюстрационное фото. Кадр из фильма "Мардикор"

Махпора Киромова и Парвиз Турсунзода — авторы документального фильма «Мардикор», который вышел на прошлой неделе в таджикском сегменте интернета. Сегодня Махпора собирает целую экспедицию в Бохтар, где проживают ее героини – три женщины, работающие разнорабочими, чтобы прокормить своих детей.

Волонтеры хотят помочь женщинам, вынужденно ставшими мардикорами и перебивающимися случайными заработками на специальном рынке разнорабочих — «мардикор-бозоре».

Мы поговорили с Махпорой о работе над фильмом, поговорили о главном посыле фильма, о сложностях и внутренних переживаниях.

— Для нас рынок женщин-мардикоров в Бохтаре открыл проект, который тоже ты вела — «Салом, соседи!». Почему именно эта тема для фильма, а не другая?

— Да, история абсолютно не новая, об этом не раз писали другие СМИ, да и мы в «Азии-Плюс» снимали двухминутный сюжет. Но мне тогда в тех журналистских материалах все же не хватило развернутости и глубины.

Эта история всегда, на мой взгляд, была достойна другого формата. И мой опыт сторителлера подсказывал мне, что документальный фильм – это как раз то, в рамках чего мне удастся передать всю палитру эмоций и всю боль, которую эти женщины, сильные женщины, гасят в себе ежедневно.

Да и отсутствие глубины, как мне кажется, стало в итоге причиной того, что ранее материалы на эту тему просто смотрели, комментировали, но в итоге все шли дальше. А мне хотелось добиться не просто внимания людей, а побудить их к определенным действиям.

Конечно, это не означает, что после этого фильма ситуация кардинально изменится в жизни этих замученных женщин, но примерно через полчаса после публикации я, например, начала уже получать огромное количество сообщений, где люди не просто рассказывали мне, как они рыдали весь фильм, но и просили контакты героинь, чтобы хоть чем-то помочь.

Одни предлагали продукты питания, другие — деньги, третьи — одежду, остальные — детские игрушки. Кто-то вообще решил запустить новые проекты по обучению женщин-мардикоров новым навыкам, а потом постараться трудоустроить их, что, честно, очень приятно.

Я всегда верила, что любовь спасет мир. И это именно тот случай.

Махпора во время съемок, которые пришлись на самый пик пандемии в Таджикистане

Но посыл мой в этом фильме, конечно, был, в первую очередь, направлен на правительство страны, и я надеюсь в итоге получить хоть какой-то отклик. Потому, что безразличие к судьбам приводит к краху. А судьбы у нас, не секрет, очень тяжелые.

— Какой главный мессендж твоего фильма?

— Рассказать об очевидном. О высокой безработице в стране, об отсутствии своевременной и весомой помощи от государства, о бедственном состоянии одиноких матерей, об ущемлении прав женщин и девочек у нас, о трудовой миграции и ее последствиях. Посылов много, и они все сильно взаимосвязаны.

Без правильного системного подхода нищета пустит корни глубоко. И наши дети вырастут несчастными людьми. А ведь, если так подумать, Бохтар находится всего в 100 км от столицы. Жизнь не может так сильно отличатся всего в двух шагах от нас.

Когда мы в 5 утра пришли домой к нашей первой героине Зулфие на съемки, мы попросили ее приготовить завтрак. Ну, то, что она обычно готовит своим детям по утрам. Знаете, я, наверное, никогда в жизни не забуду ее растерянное лицо в ответ. У нее дома было пусто, абсолютно. И она, стесняясь, начала оправдываться, что обычно она жарит детям яйца по утрам, просто мол сегодня не успела купить. Нас выручила Орзугул, мама 6-летнего Алиджона, которая как раз за день до этого во время съемок купила в магазине яйца, немного колбасы, две лепешки и два «Роллтона».

Махпора вместе с детьми Зулфии — Фатимой и Зухрой

А таких там, у дороги, десятки. И это только в Бохтаре. И это только те, которых мы успели встретить. А ведь живущих в нищете в стране немало. По официальным данным, безработных у нас свыше 53 тысяч, и больше половины из них женщины. Ну, это официально, а так есть и другая статистика – о том, что почти каждый третий житель недоедает.

Над этим обязаны подумать наверху. Пусть отменят праздники дыни, тыквы и прочих мелочей, пусть сделают что угодно, но найдут решение. Никто не должен жить чуть ли в сарае. Никто не должен питаться исключительно жареным луком, и мечтать о картофеле. Так нельзя.

«Важно было показать день сурка женщин»

Ты не боялась, что может пойти что-то не так. Например, не найти героинь, которые вот так как на ладони готовы были показать тебе свою жизнь? Это ведь далеко не просто, учитывая в том числе нашу ментальность.

— Переживания, да, были однозначно. Но, скорее не потому, что я не смогу найти общий язык с женщинами (это я умею хорошо), а просто была неуверенность за себя, поскольку это был мой первый опыт в документалистике. К этому я шла очень долго и мысленно, и эмоционально. Почти год. Поэтому легкая тревога была внутри.

Но, если говорить про ментальность, она, да, отличается. Люди там шарахаются от камеры, особенно почему-то мужчины. Они агрессивно реагируют. Могут даже обматерить. Парвизу досталось, к примеру.

Парвиз Турсунзода

Но я не поленилась объяснить чуть ли не каждому, для чего мы приехали, что именно будем снимать, почему это важно. Потому что у каждой местности есть свои правила жизни и свой менталитет, который уважать нужно. И в чужой монастырь со своими правилами заявляться как минимум неэтично. Поэтому людям, которые не хотели попадать в поле зрения камеры по разным соображениям, мы давали возможность просто отойти. Это их успокоило, и вскоре мы были там уже свои. В последующие съемочные дни у нас даже там завелись хорошие знакомые, среди мужчин тоже.

Что касается героинь, многие задаются вопросом, откуда я нашла таких, которые так легко рассказывают. А там все о боли своей говорят открыто. Не на камеру, конечно, но все же. У них сердца настолько переполнены тяготами жизни, что им бы уши слышащие и больше ничего не надо. Но, главное, слышащие, понимающие, не осуждающие.

Камеры наши женщины боялись поначалу, но за период работы в проекте «В чем сила, сестра?» я научилась отвлекать своих героев от съемочной техники. Да и Парвиз по характеру очень спокойный умеет растворяться вместе со своей камерой так, что порой и я забываю, что он рядом во время процесса.

— Ты писала сценарий заранее перед тем как приступить к съемкам? Сколько всего времени ушло на производство фильма?

— Сценарий был у меня примерный. Я его писала после первой экспедиции. Писала на одном дыхании. Готовила раскадровку для Парвиза, чтобы он четко понимал, что именно я хочу видеть на кадрах. Но это не означает, что мы не выходили за рамки сценарного плана. Но в 30% мы все же исходили из ситуации. Без этого никак, да и фильм получился бы абсолютно не живым и наигранным.

Казусных моментов тоже было немало. К примеру, во время экспедиции я нашла трех героинь, которые согласились сниматься. Сценарий я тоже писала из расчета их историй. Но когда мы приехали через месяц на съемки, две из них отказали. У каждой была своя причина уважительная, и, естественно, заставить их я не могла. И у меня к моменту съемки была только Орзугул, третья героиня, с которой мы и начали съемочные дни.

Орзугул вместе с сыном

Но паники не было. Не потому, что там у дороги стояли еще десятки, и я бы могла легко выбрать еще кого-то, а просто с этим фильмом у меня изначально все сложилось иначе. Я в эту идею вложила душу, я ее делала, любя и я всегда именно с ней, будучи не религиозным человеком, полагалась на Бога. Поэтому, когда что-то срывалось на ходу, я себе говорила одно: если Он тебе помог дойти уже до этой стадии, то и дальше выведет. Так и получалось. В итоге мне даже не пришлось искать новых героинь, они сами на пути появились. И я свято верю, что пришли именно те, кому было нужно больше.

В целом же работали над фильмом 2 месяца.

— Почему именно три героини, не две, не пять, а именно три?

— Потому что, думаю, так правильно было показать, как протекает их день – утро, а они просыпаются очень рано (эпизод с Зулфией, к примеру, мы снимали в 5-6 утра), полдень (именно в этот отрывок дня они чаще в поте лица и трудятся), вечер – это момент маленького счастья, когда они получают деньги и возвращаются к своим детям не с пустыми руками.

А потом я посчитала нужным, чтобы пролог и эпилог в этом фильме были абсолютно одинаковыми. То есть и в начале, и в конце мы видим эту дорога и 3 крупных плана с лицами героинь. Сделала я так по двум причинам: чтобы показать этот день сурка мардикора, однообразно повторяющиеся эпизоды их жизни, а еще чтобы дать зрителю возможность всмотреться в их лица повторно в конце, но уже с полным осознанием их боли.

«Я не хотела давить на жалость»

— В фильме есть моменты, когда к горлу невольно подкатывает комок. Что чувствовала ты, когда вы снимали этот фильм?

— Было больно. Было страшно. Было недоумение. Но не было жалко, поскольку эти женщины, я считаю, достойны восхищения, а не жалости. Поэтому в фильме я не хотела давить ни коем образом на жалость зрителей. Поэтому в фильме и нет море слез. Есть честный труд и есть маленькие моменты счастья.

Но людей пробило на слезы, скорее всего, потому, что эта правда, и она горькая.

Мне как женщине понятен был внутренний стержень моих героинь. Потому, что мы ради своих детей можем перевернуть горы, и это не пустые слова. Но у Парвиза все же была какая-то, думаю, переоценка ситуации, потому что он не раз повторял на перерывах, когда мы уходили переваривать увиденное, что женщина все-таки это самое сильное создание. Подслушивать, конечно, неправильно, но я услышала, как по итогу первого съемочного дня он звонил своей супруге и делился с ней своим восхищением женской силой. Это было приятно.

Зулфия вместе с дочерью

— В чем, на твой взгляд, особенность документального кино? Ты выбрала ведь не короткие кепшн-видео, а именно полноценный, пусть и короткий метр, но полноценный документальный фильм.

— К документалке я, наверное, все-таки пришла в силу своего характера. Я очень требовательна к себе, порой даже чрезмерно. И у меня примерно каждые 3 года идет переоценка своих навыков, и если я вижу, что в чем-то я уже добилась определенного уровня, меня начинает тянуть к новому. Не к чему-то абсолютно новому, конечно, но хочется именно познать новые грани своих возможностей.

В журналистику я пришла 8 лет назад. Была почти всем, кем можно было быть в этой профессии – писала, снимала, монтировала, редактировала, продюсировала, занималась менторингом и даже писала модули для молодых журналистов. А потом снова задалась вопросом, куда теперь дальше? Когда нет ответа, я обычно чувствую себя несчастной. Но благо, сердце всегда мне подсказывало, куда двигаться. И я поняла, что хочу попробовать более серьезный продукт, а именно документалистику.

Для меня лично это продолжение журналистики, но более сложный формат, где нужно иметь идею, уметь видеть картину полноценно уже задолго до съемок, причем именно через призму художественных тонкостей и находить необычные решения подачи истории. Еще, наверное, нужно страдать долькой авантюризма и быть амбициозным, чтобы прийти к документалистике.

Оценить сейчас пока себя я не могу. Я смогу себе точно сказать, получается ли у меня, если эта моя работа и другие в будущем повлияют на жизни людей. Если нет, это, наверное, будет просто картинка бездарная и все.

— Насколько я знаю, ты собираешься начать уже в этом месяце работу на фотофильмом. Что это будет? Можешь вкратце рассказать, что нам еще от тебя ждать.

— До конца этого года я планирую выпустить 4 фотофильма из дальних уголков Таджикистана, откуда обычно наши СМИ не делают истории. А именно из Мургаба, Горной Матчи и Ягноба. Здесь я тоже, конечно, буду затрагивать проблемы, без них никак. Не потому что я люблю говорить только о них, а просто миссию документалистики я вижу именно в этом.

Формат будет новым для нашего медиа, и я буду делать снова работы именно на таджикском языке, поскольку, мне кажется, качественного контента у нас на нашем языке чуть меньше.

На этот раз в команду я привлеку уже не только Парвиза, но и мною любимого фотохудожника Нозима Каландарова. Формат для меня тоже пока новый, и я уверена будет сложным, поскольку здесь с точки зрения упаковки огромную роль будет играть именно звук. Как именно, вы узнаете уже скоро. Думаю, это будет ближе к концу августа, поскольку сейчас идут подготовительные работы.

А так, я еще работаю параллельно над идей нового документального фильма, но уже полного метра. Тема будет нелегкая. Но я думаю, справлюсь.

 

От редакции: Фильм «Мардикор» был снят в рамках «Центральноазиатской программы MediaCAMP», реализуемой Internews при финансовой поддержке USAID. Проект по фотофильмами поддержан Институтом «Открытое Общество» — Фондом содействия Таджикистан.