«Помню, пришла домой и маме говорю: «Ой, слава богу, мне дали свидетельство о разводе». И она начала плакать. Говорит: «Ты не говори такие вещи! И никому не надо, а то ты сейчас пойдёшь, я тебя знаю, кого-то встретишь, расскажешь». Я говорю: «Да я всем хочу рассказать, потому что это этап моей новой жизни»».
Так Ниссо Расулова описывает момент, который стал поворотным в её жизни. Феминистка, гендеристка, магистр сравнительного нетипового языкознания, медиакритик, автор книги с женскими историями — сегодня она одна из самых узнаваемых активисток Таджикистана. Но путь к этому начался задолго до развода, в детстве, наполненном маковыми рулетами и строгими правилами.
Детство: маковые рулеты и запрет на мальчиков
Ниссо родилась в Душанбе, но в период пика гражданской войны уехала с родителями. Позже они вернулись — у отца была мечта, чтобы дочери вышли замуж за таджиков и ни в коем случае не потеряли язык, культуру и традиции.
«Моё детство было очень сытым, хлебосольным. У нас была типичная патриархальная семья — папа работал, мама красивая, дома готовила. Яркие воспоминания: маковые рулеты, медовые торты, всё домашнее, вкусное», — вспоминает Ниссо.
И сегодня она сохранила любовь к готовке. Увлекается засолками, делает соления, закрывает банки — летом и даже зимой. Любит гостей, может за пять минут накрыть стол. «Но единственное, что я ненавижу делать — это убираться. К этому у меня как-то не сложилось. Приготовить — без проблем. А убираюсь только когда меня депрессняк накрывает — тогда начинаю всё драить, мыть, чистить. Помогает периодически», — смеётся она.
Но за этим уютным фасадом скрывались жёсткие рамки. Отец был очень строгим, патриархальным, религиозным — «высшей степени религиозности», как формулирует Ниссо.
«Я не помню своих одноклассников-мальчиков, потому что нам было запрещено с ними общаться. Нас не пускали на дни рождения к мальчикам. Нельзя было их приглашать домой. Нельзя было с ними говорить», — рассказывает она.
При этом отец проявлял заботу по-своему: раз дети не ходят к одноклассникам, он обеспечит им досуг. По субботам и воскресеньям возил в цирк, театр, кино, на мороженое. Дома была большая библиотека, культ чтения. С папой смотрели иранские каналы, с мамой — Discovery и Animal Planet. Занимались музыкой, изучали языки, получили достойное среднее образование.
«С одной стороны нас ограничивали, а с другой — открывали новый мир», — объясняет Ниссо этот парадокс.
Журналистика: монетка от Пашкова
Путь в журналистику тоже был непростым. В 17 лет, заканчивая школу, Ниссо рассматривала три варианта: врач, журналист или юрист.
Врачом быть очень хотела, но отец был против — «это будут дежурства с мужчинами». Гинекологию она не хотела. Тогда отец сказал: «Пойдём подавать на журналистику». Но потом передумал: «Журналистика — это бедные люди. Пойдём на международные отношения».
Но любовь к журналистике зародилась раньше. В 12-13 лет Ниссо была с родителями в Останкино, в знаменитом крутящемся ресторане. Там она встретила Сергея Пашкова, шефа ближневосточного бюро. «Он не то чтобы заговорил со мной, он просто подарил мне лиру. Я что-то ему стала говорить, раскраснелась, наверное, ужасно выглядела. Я сказала, что видела его по телевизору, смотрю его передачи. Я очень любила новости, смотрела их с отцом. Меня это привлекало», — вспоминает Ниссо.
Та монетка до сих пор у неё есть. Это был знак.
Развод как освобождение
«Я считаю, что развод, как и брак, как и совместный быт — это абсолютно нормальные, естественные вещи, которые происходят в жизни людей, потому что мы все живые организмы», — говорит Ниссо.
В какой-то момент она поняла: для всех её развод — драма, в отличие от неё самой. Все переживали и считали это концом её жизни. Но она так не считала.
«Мне стало интересно, почему когда я говорю с людьми, что о таких вещах нужно говорить и этого не надо стесняться, я всегда сталкиваюсь с непониманием — что нужно это скрывать», — объясняет она.
Парадокс: отец, несмотря на свою патриархальность и религиозность, отнёсся к разводу философски. Для мамы это была трагедия — она очень переживала.
Ниссо же воспринимала всё как проходящие моменты. Да, было неприятно, но она думала: «Ну, дальше». И стала через свою личную историю нормализировать это в своём кругу — среди знакомых, друзей. Да, так бывает, люди расходятся, изменяют, обманывают. «С момента открытия ящика Пандоры. Что сделать? Так случается. Это не фатализм, это просто живые разговоры о живых вещах», — поясняет она.
Когда мама увидела свидетельство о разводе и расплакалась, Ниссо хотела рассказать всем: «Это этап моей новой жизни. Ну и что?»
От личного к глобальному
Именно развод подтолкнул к изучению феминизма и гендерных проблем. Ниссо стала изучать статистику разводов, как живут женщины и мужчины после развода, какие у кого преимущества.
«Я столкнулась с этим сама. Поняла, что моё преимущество — только в моём позитиве, а вокруг никто мне преимуществ не даёт. Даже в суде сказали: «Ну, ты женщина, он-то женится, а ты что будешь делать?» А я, значит, должна сейчас пойти повеситься, потому что мы разводимся?» — вспоминает она.
После таких историй Ниссо стала понимать: что-то не так. Ей попалась книга «Манифест женщины» (их несколько от разных авторок). Она прочитала и начало доходить: что такое патриархат, патриархальное общество, гендерное равенство, равенство вообще — если оно существует. Она стала углубляться в тему.
Работая в международном медиа, Ниссо была самой гендерно чувствительной. «Все мои коллеги не разделяли эти истории. Говорили: «Да, у нас есть женщины-журналистки, но это женщины. А мы, значит, лучше знаем, потому что мы мужчины»». На таком «махровом бытовом сексизме» она начала для себя что-то открывать, видеть и изучать.
Публичная феминистка: хейт и оскорбления
Ниссо — одна из первых в Таджикистане, кто публично назвал себя феминисткой. Страшно было?
«Не то чтобы страх. Я понимала, что люди говорят не потому, что прямо подойдут и побьют, а потому что не получили вовремя нужную информацию и не изучают вопрос вообще. До сих пор так происходит. Сейчас, конечно, меньше — слава богу, есть новое поколение», — говорит она.
Когда на «Азия-Плюс» опубликовали материал о её книге и феминистской повестке (это был проект Тахмины Хакимовой), Ниссо прочитала комментарии. Точнее, их ей отправляли — сама она их не читала.
«Там было всё с порнографической историей почему-то. Не понимаю, почему люди сразу всё сводят к сексу. Я говорила про феминизм, а мне начали говорить, что меня должны изнасиловать, что мне нужно найти такого мужчину, который меня заткнёт — как только может и как только не может. И желательно не один. Желательно где-то за решёткой в темнице сырой, чтобы я больше не могла говорить, ходить», — перечисляет Ниссо.
Это были ужасные, людоедские комментарии, которые, по её мнению, даже патриархальный мужчина не напишет.
Книга: 385 историй, 13 глав
Ниссо собрала 385 женских историй. Из них сгенерировала 13 — она любит цифру 13, это день её рождения, и эта цифра сопровождает её по жизни.
Каждую главу назвала именем женщины. Имя настоящее, но факты меняла, придавала художественный окрас, чтобы женщины не поняли, что это про них. «Там абсолютно разные истории. И при этом они очень похожи между собой», — говорит Ниссо.
Она делала выставку, публиковала шесть глав. Где-то рассказана целая жизнь. Есть глава, где она писала со слов девушки-танцовщицы из ресторана.
«Она мне очень понравилась. У нас как-то случился контакт взглядом, я пошла, познакомилась. Это было лет семь назад. Я спросила, она рассказала, что чувствует каждый раз, когда выходит на сцену. Все свои чувства, эмоции, переживания», — вспоминает Ниссо.
Девушка рассказала о постоянном госте, в которого сильно влюблена. Он постоянно что-то отправляет. Но между ними огромная пропасть — она танцовщица, он какой-то важный человек, молодой парень из серьёзной семьи. Кроме мимолётных встреч (даже не свиданий) — ничего.
«Она рассказывала с такой любовью про него. Я все её слова слово в слово записала. Очень постаралась не упустить моменты её чувств. Она видит лица зрителей, видит, что они хотят. Иногда в неё кидают деньги, конфеты, цветы. Когда сильно напьются, могут выкрикнуть что-то. Она прямо рассказывала — мне кажется, это очень сильная глава про неё», — говорит Ниссо.
Медиакритика: хейт от коллег
«Бедная медиакритика — один из трёх белых коней в моей жизни. Я подписалась и очень рада, что стала этим заниматься», — говорит Ниссо.
Но единственный хейт, где она пережила больше ненависти, чем в медиакритике, — это только феминизм. Честное слово. Даже когда она стала главой бюро международного медиа, меньше критики услышала.
«Оказывается, коллеги такие строгие, жёсткие. Я прямо старалась. Писала всегда под редактурой замечательной редакторки и моей подруги Лилии Гайсиной — очень аккуратно, сдержанно. Но людям всё равно не нравилось. Были сильные комментарии: «Да кто она такая, как смеет, какая-то девчонка вчерашняя»», — вспоминает Ниссо.
Она видит в этом эйджизм — он присутствует в Таджикистане в обе стороны. Несколько лет писала медиакритику, не очень много статей. С государственными телевидениями было полегче — они вообще не читали.
«Но мы добились определённых успехов. Например, местные большие СМИ стали более гендерно чувствительными. Прямо увидела прогресс. Не во всём и не со всеми, но определённые моменты присутствовали», — отмечает она.
Магистратура: шугнанский, латынь, греческий и арабский
У Ниссо есть ещё одна интересная часть жизни — магистерская по сравнительному нетиповому языкознанию.
Изначально она защищалась по русской литературе XIX века. Но в какой-то момент поняла — это не её. Хотя очень любит литературу, не только русскую. На программе обмена в Москве нашла интересную тему и стала её изучать.
Что такое сравнительное нетиповое языкознание? «Типовое — это когда изучаете этимологию слов, и они похожи между собой. Вот мы едем в тюркоязычную страну и замечаем персидские корни: мактаб, дарыхона, дукон. В Кыргызстане — дукен, в Казахстане — дукен», — объясняет Ниссо.
А здесь были слова, которые друг с другом не похожи. На слух разные, но у них может быть одинаковый корень — просто в абсолютно разных языках.
Ниссо сравнивала шугнанский язык (ошибочно многие называют его памирским, но памирского языка нет — есть шугнанский и его диалекты), латынь, греческий и арабский. Искала между ними сходства, находила.
«Почему нетиповое? Потому что это абсолютно разные семьи, группы, виды языков. Когда ты сравниваешь абсолютно разные языки на слух, на корни — целый мир открывается», — говорит Ниссо.
Многие друзья из Памира консультировали, рассказывали, что тоже замечали интересные истории с языком. Многие вещи так и не смогли объяснить.
Когда ислам как шведский стол
У Ниссо есть ещё степень по теологии. Она это не афишировала. Почему?
«Это часть багажа. Я агностик по своей сути. Агностики — люди, которые признают высшую силу. Это может быть Бог, богиня — кому как нравится. Но я смотрю на религии очень философски. На конфессии — ислам, христианство», — объясняет она.
Степень — это было желание отца. Он видел в дочерях духовное продолжение. «К сожалению, не вышло. Но я, получается, учительница, педагогиня, специалистка. Неплохо разбираюсь в истории религии», — говорит Ниссо.
Теология — это наука о религии, разных. Её профиль — монотеистические религии (с одним божеством): ислам, христианство, иудаизм. Но ей были интересны архаические религии с многобожеством и идолопоклонством — потому что они древнее.
«Теология очень помогла прийти к корням Центральной Азии. Я стала глубоко изучать зороастризм, культуру зороастризма, тенгрианство, которое было до ислама в Казахстане и Кыргызстане. Поняла, что у нашего региона очень богатая культура. Даже наша одежда древнее некоторых монотеистических религий. То, что мы носим как персоязычный народ, у казахов, кыргызов — это было задолго до ислама», — рассказывает Ниссо.
Теология пересекается с гендерной повесткой. «Когда начинается спор по религии, хорошо, когда разбираешься и есть что ответить. Особенно про ислам.
Я говорю: для вас ислам как шведский стол — all inclusive. Что понравилось, то и взял. Но это не так. Там есть не только бонусы, но и обязательства. Раз вы религиозный человек, вы должны их выполнять. Что такое религия? Ты идёшь на договор с Богом. У тебя есть обязательства перед ним. Но почему-то все помнят про хорошее, выгодное для себя. Пришёл, полный стол еды, взял что хочешь и пошёл. То, что нужно делать — нет», — объясняет Ниссо.
Гендерное равенство пересекается с теологией — она может где-то поспорить, где-то подтвердить, где-то оспорить.
«А филология — она мне всегда была интересна. Я люблю языки. Считаю, что поиск в языках улучшает работу мозговой деятельности», — добавляет она.
Самое тяжёлое: лежачая мама и дочь
Ниссо одна воспитывает дочь. У неё лежачая мама. Большая общественная нагрузка. Откуда черпать силы?
«Ресурс не безграничный. Я много лет находилась в психотерапии, работала с психологом. Болезнь мамы меня не то чтобы подкосила — в какой-то момент просто выбила из постоянного состояния», — признаётся Ниссо.
Мама не ходит и, скорее всего, не пойдёт. Она лежачая, но садится. В таком состоянии уже несколько лет. Первый год после больницы Ниссо сама была дома, сама за ней смотрела — примерно полгода после выписки.
Потом Ниссо вышла на работу — запасы закончились. Стала работать из дома. Потом физиотерапевт, который приходил к маме, сказал: «Ниссо, очень плохой эмоциональный фон. Выходи куда-нибудь работать, чтобы тебя не было».
Она вышла на работу.
«Я постоянно находилась в терапии, потому что это очень страшно и тяжело. Ты знаешь свою маму одной, а буквально через 2-3 дня человек превращается в абсолютно другого. Мимика, жесты, умение говорить — всё исчезает. Ты начинаешь жить с абсолютно чужим человеком, привыкаешь к другой жизни. Понимаешь, что уже никогда не придёшь, не поговоришь по душам — тебе просто не смогут ответить», — делится Ниссо.
Она даже нашла в этом плюс. С чёрным юмором говорит маме: «Мам, классно, да? Ты не можешь меня поругать, как раньше ответить». Мама начинает смеяться сквозь слёзы.
«На самом деле это серьёзное испытание», — признаёт Ниссо.
Дочери 11 лет. Ниссо родила её «по молодости, такой горячей», когда была замужем. «Она замечательный ребёнок с одним маленьким недостатком — вообще не учится, не любит учиться. Я не знаю, что с этим делать. Пробовала всё. Даже пробовала мотивировать парижским Диснейлендом. Не знала, как это сделаю, но дала кровное обещание — даже это не помогло», — смеётся Ниссо.
Зато дочь замечательно шьёт, делает красивые поделки из пакетов. Добрый ребёнок. Просто не понимает, зачем ей школа, и считает, что ей это не нужно. «Вот так как-то выживаем», — резюмирует Ниссо.
Женский стендап
Чёрный юмор помогает справляться. Ниссо пишет стендапы, выступает на конференциях и форумах. Там обязательно есть комната отдыха, где в перерывах между сессиями собираются творческие люди — кто-то читает рассказы.
«Я примкнула к ним, говоря всем, что я творческая, я пишу стендапы. Там иногда читаю», — смеётся Ниссо.
Она хотела организовать женский стендап. «Ни в коем случае не умаляю стендап, который есть у нас. Была там пару раз. Но этот юмор он немножко не для меня… Я всё воспринимаю через гендерную чувствительность», — объясняет она.
Ниссо очень хотела организовать открытый микрофон, небольшой стендап с женщинами. Ей сказали, что женщин-стендаперок практически нет. Недавно видела одну девочку, знает ещё девушку из Худжанда.
«В Казахстане очень много … Я подписана на Зарину Болтабаеву. Их две сестры-близняшки — Зарина и Мадина, обе занимаются стендапом. Я посоветовала бы всем подписаться на Зарину в Instagram. Там просто то, что доктор прописал. Её казахский взгляд через такую призму нам очень близок. То, что она говорит, нам может отозваться», — рекомендует Ниссо.
Она с удовольствием организовала бы женский стендап в Душанбе.
«Я транслирую то, во что верю»
Если бы Ниссо могла выбрать одну вещь, которая изменится в Таджикистане, что бы это было?
«Наверное, отношение к женщине. Если бы мне дали возможность, и одно моё слово завтра это поменяет — наверное, отношение к девочке, потом девушке и женщине. Убрать понятие «девочка-гостья» — она уйдёт, будет чей-то дочкой, килинкой, невесткой. А я, значит, останусь сыном. Вот эту селективную историю убрать», — говорит Ниссо.
«Я транслирую то, во что верю. Я действительно верю, что у женщины должно быть больше возможностей, больше доступа», — подчёркивает Ниссо.